История эта произошла 16 декабря 1916 года. Шикарный автомобиль императора “Делонэ-Бельвиль” свёл вместе очень разных людей: поэта Владимира Маяковского, Великого князя Дмитрия Павловича, начальника петроградской автошколы генерал-майора Петра Секретёва и придворного водителя Адольфа Кегресса.
А началось всё с того, что в разгар Первой мировой войны Маяковского призвали в армию.- в тыловую военно-автомобильную школу. Командовал учебным заведением генерал-майор Пётр Иванович Секретёв. Именно благодаря его неукротимой энергии, сильной воле и таланту как руководителя в России перед началом войны были наконец-то сформированы автомобильные войска.
Ремонтировать автомобили, крутить гайки на холоде ему тем более не улыбалось. Выход нашёлся сам собой. Маяковский вспомнил о том, что когда-то учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества — единственном месте, куда его приняли без свидетельства о благонадёжности. И предложил свои услуги Адольфу Кегрессу — французскому инженеру, служившему в том же подразделении в звании прапорщика. Так Маяков ский стал чертёжником автороты.
…Кегресс — не совсем обычный прапорщик. Помимо того, что он проявил себя талантливым изобретателем, он был ещё и личным водителем последнего российского императора.
Служба чертёжника была не очень напряжённой. Оставалось время и на кабаки во время довольно частых увольнений (это в разгар-то войны!) и на всякое другое творчество. В 1915 году Маяковский закончил поэму “Облако в штанах”. Его сослуживец, рядовой Осип Брик (супруг будущей подруги Маяковского Лилии Брик) всячески поддерживал молодого автора. Ещё бы. Ведь познакомились они ещё задолго до призыва в армию. А проблема была вот в чём. Солдатам печататься не разрешали. Но гениальный выход нашёл именно Осип Брик. Он выкупил поэмы “Флейта-позвоночник” и “Облако в штанах” по 50 копеек за строку и опубликовал их.
Унтер-офицер Виктор Шкловский — ещё один сослуживец Маяковского. Несмотря на некоторую разницу в воинских званиях, у троицы были весьма дружеские отношения.
Адольф Кегресс только что закончил отладку нового императорского автомобиля. Шкловский, как и было приказано, тоже в этом поучаствовал Когда работу закончили, Великий князь Дмитрий Павлович приехал опробовать мотор. Отправляясь с Кегрессом в лимузине, он велел Шкловскому взять с собой ещё двоих солдат, чтобы дать автомобилю хорошую нагрузку. Само собой, Виктор позвал Осипа и Володю.
Маяковский, набравшись смелости и памятуя о том, как Дмитрий Павлович хвалил его в “Привале комедиантов”, нахально просил позволить ему сидеть рядом с императорским шофёром. Усмехнувшись, Великий князь не стал возражать. Оливково-зелёный, сияющий лаком бортов и надраенной латунью “Делонэ-Бельвиль” зарокотал восьмилитровым двигателем и в мгновение ока домчал пассажиров от Царскосельского вокзала к бескрайнему Марсову полю.
Здесь солдатам приказали выйти. Они долго топтались на заснеженном плацу, шмыгая носами. И с сожалением поглядывали в сторону дома №7. Именно там в подвальном помещении размещался “Привал комедиантов” — питейное заведение с литературным уклоном, в которое так любил наведываться Маяковский с друзьями.
Сквозь стучащие от холода зубы бойцы костерили Великого князя, Кегресса, а заодно и всю российскую монархию. А те, забыв о времени, поочерёдно садились за руль. Разгонялись, тормозили, выписывали восьмёрки и змейки. Пробовали вывести мотор из заноса, не снижая скорости…
Дмитрий Павлович рулил блестяще. Правда, один трюк из показанных французом так ему и не удался. Надо было разогнаться задним ходом, вывернуть руль и, дождавшись, пока лимузин развернётся и опишет полукруг на скользких покрышках, резко вдавить акселератор. И рвануть в прежнем направлении, но уже вперёд. Хитрый Кегресс вид имел невозмутимый. Хотя наверняка скрыл от Дмитрия Павловича какой-то секрет. И Великий князь поклялся, что всё равно научится этому необычному развороту. И тогда-то утрёт нос шофёру своего кузена.
Маяковский всегда заглядывался на красивые машины… Наконец, он кликнул солдат. Продрогшие на декабрьском ветру, они забрались обратно в лимузин. И ещё какое-то время болтались на кожаных подушках сидений, пока Кегресс и Дмитрий Павлович гоняли автомобиль по плацу.
— Ваше императорское высочество, — неожиданно заговорил Маяковский, когда болтанка закончилась и автомобиль, наконец, остановился. — Позвольте мне попробовать… Просьба солдата — пустить его за руль императорского лимузина звучала так несуразно и глупо, что Великий князь взглянул на француза. Правильно ли он понял?
Пушистые усы Кегресса встали дыбом. И на сносном русском языке он произнёс речь. Вернее, сначала шофёр императора осведомился у Маяковского, умеет ли тот вообще рулить мотором. Получив утвердительный ответ, он лишь презрительно расхохотался. Тогда Володя хвастливо прибавил, что знающие люди называли его прирождённым шофёром. Хорошо хоть хватило ума не называть знающих людей по имени…
Свою речь Адольф Кегресс посвятил главным, по Гоголю, русским проблемам — дорогам и дуракам. Отвратительным российским просёлкам, по которым так трудно ездить. И самонадеянным дуракам. Уверенным, что им по силам огромный “Делонэ-Бельвиль”, шесть цилиндров которого выдают невероятные восемьдесят лошадиных сил. Поистине царский лимузин, способный за час пролететь сотню вёрст! — Пусти дурака за руль, — Кегресс распалялся всё больше и больше, — и он обязательно вытворит что-нибудь такое, что нормальному человеку даже и в голову не придёт! Вот если бы дураки перестали дурить, а занялись строительством дорог, тогда, быть может, одной серьёзной проблемой в России стало бы меньше…
С каждым словом француза Маяковский мрачнел всё больше. Он уже и сам был не рад, что сунулся с действительно дурацкой просьбой. Тем более, сослуживцы, перед которыми он по-мальчишески рассчитывал пофорсить, слышали отповедь Кегресса. А тот называл его дураком через слово. Неожиданно на помощь пришёл Великий князь. Дмитрий Павлович почёл необходимым вступиться. Не за Маяковского, конечно. За Россию. Он осадил разошедшегося француза. Заметил, что толку от дураков в строительстве или в других делах немного. На то они и дураки. И велел ехать назад, к автошколе. В моторе, остановленном посреди плаца, и околеть недолго.
У Царскосельского вокзала Дмитрий Павлович пересел в свой лимузин и умчался куда-то по своим делам. Знал бы только Маяковский, куда так спешил Великий князь… А солдаты, тем временем, вернулись в школьный кабинет, отогрелись горячим чаем и занялись прерванными делами.
“Делонэ-Бельвиль” оставили во дворе. Задушить обоих
Но инцидент не забылся. Брик и Шкловский принялись изводить Володю шутками про дурака — намеренно не произнося самого слова. Приятели знали, что Маяковский не выносил насмешек и очень не любил, когда его подавляли эрудицией. Поэтому Осип с Виктором старательно выдерживали глумливый стиль беседы и старательно расцвечивали речь специальными терминами.
Осип увлёкся настолько, что запретное слово “дурак” всё же прозвучало. Казалось, Маяковский только этого и ждал. Бросив карандаш и линейку, он огромным прыжком оказался рядом с шутниками и сгрёб их в охапку. Тщедушный Осип и субтильный Виктор, которых безудержный смех душил сильней Маяков ского, едва сопротивлялись. Стоило одному из них немного освободиться — и он выдавливал из себя реплику, которая вызывала у обоих новый приступ хохота. А у Володи — новую вспышку ярости. Маяковский, действительно, готов был растерзать или задушить обоих, но его остановило появление Кегресса.
— Хватит дурака вальять, — добродушно произнёс француз. Володя взвыл от бессильного бешенства, но руки его разжались, и помятые шутники, всхлипывая, сползли на пол. А Кегресс продолжил:
— У нас говорьят: старый дурак больше глюпый, чем молодой… …Никто не обратил внимания, как Маяковский вышел из чертёжной. Через некоторое время с улицы донёсся рокот запускаемого автомобильного мотора. Потом звучно лязгнула неумело воткнутой первой скоростью коробка передач. И машина отъехала.
Через минуту в дверях чертёжной нарисовался взволнованный дневальный. — Господин прапорщик! — обратился он к Кегрессу. — Маяковский уехал на моторе!
Брик от неожиданности выронил из рук тубус. Который звучно ударился об пол. Усы Кегресса резко дёрнулись вверх. Глаза заблестели. На скулах заиграли желваки.
— Не мо-у-жет быть!!! — наконец пришёл в себя Кегресс. — Маяковский угнал мотор императора?! — Так точно! — щёлкнул каблуком дневальный.
В следующее мгновение француз бросился к двери. Следом за ним — унтер-офицер Шкловский. Осип Брик с онемевшим лицом так и остался стоять с дыроколом в руках. …Кто-то из бойцов видел, как машина на полном ходу перелетела Семёновский плац и скрылась возле Царскосельского вокзала.
Кегресс секунду-другую раздумывал. Доложить или не докладывать о происшествии начальнику школы генералу Секретёву? И звонить ли Великому князю? Наконец принял решение. Резким движением распахнул ворота и вывел из гаража “Воксхолл”. Рядом с французом на сиденье вскочил Шкловский. В погоню! Догнать! Вернуть царскую машину! И образумить этого психа Маяковского! Но не успел “Воксхолл” отъехать и десятка метров, как с противоположной стороны Семёновского плаца показался “Делонэ-Бельвиль”. За рулём гордо восседал Маяковский. Он заложил крутой вираж и эффектно остановился у казармы автошколы.
— Я не только с ветерком покатался, — гордо заявил Маяковский ошеломлённому Кегрессу. — Я угнал мотор императора! Начальник автошколы генерал Секретёв узнал о выходке ратника 2-го разряда Маяковского лишь спустя неделю. Так как находился в командировке на прифронтовой полосе. И тут же приказал “арестовать негодника на семь суток”. Но Кегресс, к тому времени совсем уже поостывший после случая с угоном “Делонэ-Бельвиля”, срочно готовил новый проект военной гусеничной машины. И ему позарез нужен был чертёжник. Сроки поджимали. А тут ещё на носу — Новый год, Рождество… В общем, Кегресс хотел было связаться с Дмитрием Павловичем, чтобы отменить арест чертёжника. Но выяснилось, что Великий князь сам находится под арестом… Домашним. По личному распоряжению императрицы. И якобы связано это с убийством Распутина. Для Кегресса, преданного исключительно русскому царю и автомобилизму, это было чересчур. И он решил всё уладить сам. Без Великого князя и императора.
И уладил. Маяковскому вместо ареста предоставили… краткосрочный отпуск. Несмотря на свирепый нрав Секретёва, писаря и чертёжники в автошколе пользовались значительными привилегиями. Ну, а если протекцию составлял такой уважаемый человек, как Кегресс… 4 января 1917 года Маяковский убыл в Москву. Вернулся в часть только 25 января. И его ждал сюрприз. Оказалось, что “высочайшим повелением” он к тому же награждён серебряной медалью “За усердие” на Станиславской ленте. …Вспыхнула революция. Маяковского избрали председателем Комитета солдатских депутатов. А начальника автошколы генерала Секретёва арестовали. Акцией руководил лично Маяковский.
Маяковский о тех бурных событиях вспоминает легко и свободно: “…пошёл с автомобилями к Думе. Влез в кабинет Родзянки… Принял на несколько дней командование автошколой”.